Василий Головачев - Хроновыверт [сборник]

К шестнадцати часам над городом установилась прекрасная «летняя» погода. Синоптики превзошли самих себя: солнце сияло вовсю, ветер стих, воздух прогрелся до двадцати градусов. Стадион пел и смеялся, ждал основного события — футбольного матча между сборной города «Тампа» и испанской «Барселоной».

Матч начался в шестнадцать десять под нарастающий гул голосов и музыкальные аккорды: болельщики всех времен и народов мало чем отличаются друг от друга.

На двадцатой минуте защитники «Барселоны» остановили нападающего «Тампы» недозволенным приемом в пределах вратарской площадки. Стадион взорвался бешеным свистом и криками, судья остановил игру, но вместо того чтобы наказать виновных, дал свисток в пользу «Барселоны», усмотрев нарушение со стороны защитников команды хозяев поля. Часы над стадионом показывали половину пятого.

Стадион, недовольный решением судьи, ревел. И в этот момент все триста пятьдесят тысяч болельщиков ощутили волну холода, странное будоражащее волнение, нетерпение, гнев и десятки других негативных эмоций. Стадион превратился в ад!

Тысячи зрителей ринулись на поле, давя друг друга, набросились на судей и игроков. Тысячи других кинулись защищать этих последних, свалка росла, грозя перерасти в невиданное по масштабам побоище. Работники стадиона, отвечающие за общественный порядок, попытались вмешаться в события, но были сметены в первую же минуту. Над стадионом повис многоголосый рев разъяренной толпы — явление, чрезвычайно редкое для начала третьего справедливого века.

И почти никто из болельщиков, присутствующих на трибунах, не заметил странных световых эффектов над чашей стадиона, на высоте шестисот метров…

Когда к стадиону примчались машины «Скорой помощи» и городского линейного отдела УАСС, волна холода, а с ней и волна отрицательных эмоций пошли на убыль. Опомнившиеся болельщики с недоумением начали оглядываться, приводить себя в порядок, искать виновника переполоха. К счастью, судья остался жив…

А над стадионом таяла полупрозрачная фигура — нечто вроде гигантской когтистой лапы — не то облако, не то след капсулы метеоконтроля…

Игнат Ромашин

В три часа дня я вспомнил о своем предположении, нуждающемся в проверке, и, внутренне его отвергая, все же решил перестраховаться.

— Я, кажется, забыл выключить дома утюг, — обратился я к соседям по комнате, с утра занятым расчетами и моделированием какой-то аварийной ситуации. — Если шеф начнет искать, буду через полчаса как штык.

— Нам и так надоело отвечать, что тебя нет, — поднял голову от панели драйвера один из инспекторов, Дайнис Пурниекс, флегматичный, белобрысый, в распахнутой на груди рубашке. — Кстати, час назад он тебя искал весьма настойчиво.

— Зачем? — поинтересовался я.

— Очевидно, затем, чтобы еще раз дать втык за оперативность, — сказал суровый Аристарх Видов, снимая с головы эмкан.

— Ну у вас и осведомленность! — Я с любопытством посмотрел на Видова. — Прямая связь с бункером начальника отдела?

— Стараемся, — отозвался Аристарх.

— Если серьезно, то тебе в помощь придается военный историк из СЭКОНа. — Дайнис аккуратно закатал рукава рубашки. — Очень красивая женщина, зовут Люция.

Я озадаченно пожал плечами: новость была из разряда неожиданных и не совсем приятных.

В это время мягко прозуммерил координатор связи комнаты, и динамик интеркома проговорил голосом Лапарры:

— Игнат, спустись в холл к седьмому информу.

— О! — выпрямился Дайнис. — Сейчас и получишь.

— Да ну вас! — Мне было не до шуток.

В громадном холле, отделанном под инму — китайское «дерево с туманными картинами» и крипп — искристый лунный базальт, я подошел к стойке седьмого информа, еще издали увидев Лапарру. Рядом с ним стояла поразительной красоты женщина в летнем костюме, который во все времена назывался сафари. Смуглая, с фигурой и грацией богини, с волосами, схваченными у затылка рубиновым обручем и свободно падающими за спину. Глаза дерзкие и предостерегающие одновременно, черные, как пространство, губы крупные, четкого рисунка и без малейших признаков косметики. Вкус недурен. И, по всему видно, шутить не любит.

— Знакомьтесь, — буркнул Лапарра. — Ромашин-младший.

— Игнат, — слегка поклонился я.

— Люция, — подала руку незнакомка. Я не решился поцеловать ей пальцы, почувствовав, что выйдет не слишком по-светски.

— Люция Чикобава — военный историк, — продолжил Ян. — Будет работать в твоей группе по делу «Демон». Я введу ее в курс дела, ты сообщишь подробности.

Приказ есть приказ, оспаривать его бессмысленно, да я и не стал бы. С женщинами в одной связке я не работал, да еще с такими.

— С инструкцией отдела вы хорошо знакомы? — спросил я, невольно глядя на ее губы, и получил в ответ короткий изучающий взгляд.

— Достаточно. — Голос у нее был гортанный, бархатистого тембра, глубокое контральто. — Я вижу, вы не рады. Но это решение директора вашего управления. Если не возражаете, встретимся вечером. В восемь вас устроит?

— Вполне.

— Тогда до встречи. А у вас, Ян, я буду в шесть.

Люция повернулась и пошла по залу к одному из выходов, а мы молча смотрели ей вслед.

— Она пять лет работала в погранслужбе, — сказал Лапарра через минуту. — Имеет степень историка-универсалиста, хорошая спортсменка.

— Похожа на индонезийку. Больше вы с отцом ничего не могли придумать? Я же завалю задание.

Лапарра фыркнул.

— Шутишь, значит, все в норме. Ну, будь, встретимся в девять.

Он подошел к лифту, а я, размышляя о высших законах, соединяющих людские судьбы, поднялся на седьмой горизонт управления, в зал тайм-фага.

Станция тайм-фага занимала весь седьмой горизонт южного крыла здания. Так как работникам управления приходится переноситься во все точки земного шара и за его пределы на планеты Солнечной системы и других звезд, то и станция пассажирского ТФ-сообщения была самой крупной для официальных организаций: зал тайм-фага занимал площадь в тридцать тысяч квадратных метров, и располагалось в нем полторы тысячи кабин.

Я нашел свободную кабину, набрал код Москвы и через секунду вышел из тайм-фага Басова, на площади Славы. От площади до моего стодвадцатиэтажного дома идти всего полчаса, но я все же взял такси — в сердце закопошилась тоскливая, как ненастье, тревога.

Дома оказался отец — разговаривал в гостиной по виому, переодетый в домашний халат. Рано он сегодня.

Я прошел в свою комнату, открыл стенной шкаф и хмыкнул. Потом переложил из угла в угол виброласты, флайтинг для глубоководной охоты, пакет надувной лодки с баллончиком газа, пакет со значками и орденами, который я так и не удосужился отдать однокашнику, тихо присвистнул и уставился в пустую нишу: «дракона» в шкафу не было.